Старый замшелый Пень хоть и признавал красоту осени, но не любил это время года. Да и за что ему было любить сырость, холод, да ещё и ветер, от которого разыгрывалась подагра. А может, это артроз? Но что-то такое разыгрывалось, от чего ныли суставы, будто кто их выворачивал наизнанку, а внутри всё скрипело, заставляя думать о неизлечимости болезни, а то и скорой кончине.
А тут ещё и зрение стало подводить… Глаукома, однако, подкрадывается, и в плотных утренних туманах Пень иногда не видел ничего, кроме собственных корней, вылезших на поверхность земли ещё тогда, когда он был большим и могучим деревом.


Это было давно. Пень старался меньше вспоминать о том, какими длинными и красивыми были его ветви-руки, какую тень давали они в летний зной случайным путникам, а то и гуляющим влюблённым.
Пень понимал, что не стоит травить себе душу прошлым, а потому научился разговаривать сам с собой, философски рассуждать о жизни вообще, и о лесной жизни в частности.

Лес, где родился Пень, рос на Николаевской сопке, которая возвышалась над городом, и, хоть  была не такой крутой и высокой, но имела успех у горожан.
Сюда люди ходили отдыхать и собирать черемшу весной, землянику, которой на полянах было всегда видимо-невидимо,- летом; осенью же появлялись грибники… Лес жил. Так продолжалось ни одну сотню лет. До нынешней весны.

Весной на Николаевской сопке появилась разная техника, люди с топорами и пилами, а лес огласился шумом, скрежетом железа, громкими голосами , доносились совсем не знакомые Пню запахи бензина, от которых простуженные лёгкие Пня страдали больше, чем от весенне-осенних сквозняков.

Люди рубили лес. И всё минувшее лето, изо дня в день, Пень слушал, как надрывно, охая и ахая, падали стволы сосен, берёз, лиственниц, как кустарники хрустели под гусеницами и колёсами огромных машин, и видел, как обнажается верхушка сопки, а на ней возводятся какие-то сооружения. Пень слышал не раз от лесорубов странное новое слово – Универсиада… Что это и зачем, Пень не знал.

Пню было больно. Больно за то, что погибли здоровые и могучие братья его, что уже никогда родная Николаевская сопка не будет выглядеть огромным зелёным полотном, и не вырастут здесь ни грибы, ни ягоды: лес навсегда прекратит своё существование.
А Пень? Что Пень? Пень умрёт будущей весной, когда растает снег, когда вместе со снежной шапкой с его поверхности отвалится и последняя кора, благодаря которой ещё и живёт в измождённом теле уставшая душа…