Затаился и жил для меня
Еле слышный, немолкнущий шорох
Отгремевшего майского дня.
Эти самые листья весною,
Недоверчивым, вкрадчивым днем,
Содрогнуло короткой волною,
Опалило внезапным огнем.
И раскаты горячего грома
Задержались в прохладной листве...
Я с тех пор в этой роще, как дома,
Мы в глубоком и крепком родстве.
Я дымком неосевшим дышала,
Прислоняясь к душистым стволам,
И она мне ни в чем не мешала,
Все делила со мной пополам.
Утешала меня, как умела,
Птичьи споры со мною вела,
Умудренно и мерно шумела,
Зеленела, ветвилась, росла.
Угощала меня земляникой,
Приводила мне в ноги ручей...
И от этой заботы великой
Я сдалась и поверила ей.
Был так верен и так бескорыстен
Наш немой безусловный союз...
Осыпаются тихие листья.
Молкнет роща, а я остаюсь.
Сокрушительным ветром подуло.
Гром умолк и развеялся дым.
Что ж ты, роща, меня обманула?
Грош цена утешеньям твоим!
Раздаются упреки глухие
Наступлению осени в лад...
Осыпаются листья сухие,
Но стволы нерушимо стоят.
И шумит непреклонно и грозно
Их прямая и голая суть:
Невозвратно, напрасно и поздно!
Молодую листву позабудь.
Укрываться от правды — пустое!
Будь ясна, как осенняя тишь,
И решай, облетишь ли с листвою
Или твердо, как мы, устоишь.
Нам лукавый обман ненавистен,
Утешенья ничтожно малы...
Облетают последние листья,
Но стоят нерушимо стволы.
1956